Дирижёр Михаил Пабузин: «Я – правнук Римского-Корсакова… по педагогической линии»

24.10.2023Количество просмотров: 742

Михаил Пабузин и Александр Селицкий

В рамках проекта Ростовского государственного музыкального театра «До первого звонка», 6 октября состоялась вот уже 93-я по счету встреча, которую вёл доктор искусствоведения, профессор РГК Александр Селицкий. Приглашенному гостю встречи – дирижёру театра Михаилу Пабузину – ведущим были заданы вопросы, часть из которых представлены здесь в формате интервью.

Справочно. МИХАИЛ ПАБУЗИН – окончил Санкт-Петербургскую государственную консерваторию им. Н. А. Римского-Корсакова по двум специальностям: «дирижёр академического хора» (класс профессора, народной артистки России Е. П. Кудрявцевой) и «оперно-симфонический дирижёр» (класс профессора, народного артиста России Р. Э. Мартынова). С 1997 г. работал в Михайловском театре в качестве хормейстера, а с 2003 г. был дирижёром театра. Михаил Пабузин был первым исполнителем в России оперы Р. Штрауса «Молчаливая жена» (2003 г.). В Ростовском Академическом Музыкальном театре работает с весны 2011 г., за это время его репертуар пополнился множеством опер, мюзиклов, спектаклей.

– Михаил Сергеевич, для Вас как дирижёра, как музыкального руководителя, важно, что происходит на сцене? Или Вы просто дирижируете то, что положено? Например, могли бы Вы совершить такой демарш, который совершил, кажется, Темирканов однажды. Он репетировал с оркестром и солистами, а потом когда увидел режиссуру – положил палочку и ушёл, сказав: «Этим я дирижировать не буду». Вы способны на такое?

– Слава Богу, я думаю, что в нашем театре с этим никогда не столкнусь. Потому что действительно в последнее время в мировой практике оперной режиссуры очень много есть таких моментов, когда главной своей задачей режиссер видит как можно больше переиначить сюжет, первоначальную задумку и идею композитора, и тем самым самовыразиться. Не думаю, что всегда это хорошо и идет на пользу общему делу. В нашем театре, слава Богу, работают очень талантливые и любящие свою профессию режиссеры, которые стараются постоянно вникать в суть того, что задумал композитор и/или автор либретто.

– Поэтому наш театр давно не получал «золотой маски»...

– Совершенно недавно к нам приезжала «золотая маска» на спектакль «Коппелия», надеюсь, что с переменами, которые произошли в руководстве золотой маски и вообще с переменами, которые происходят в мире, мы туда вернёмся.

– Я смотрю эти списки «золотомасочные» и понимаю, что они ценят только всё поставленное с ног на голову: это прогрессивно, это актуально…

Вот ещё предмет для размышлений не только для музыковеда, исследователя нотных текстов, но и для дирижёра. «Царская Невеста» – произведение драматургически невероятно сложное. Не в смысле запутанное, а сложное в его прямом смысле – «сложенное» из множества разных элементов. Вот сколько тут конфликтов! Но в опере должен быть конфликт центральный. Потому что если их много, это похоже на дерево, на котором много веток, но нет ствола. На чем тогда все эти ветки держатся? Михаил Сергеевич, Вы задавались таким вопросом? Партитура что-то на эту тему говорит?

– Если говорить о музыкальном материале, то можно сказать совершенно верно, что многие сравнивают Николая Андреевича с Вагнером, потому что действительно система лейтмотивов, которая появилась и развилась бурным цветом в основном в творчестве Вагнера, перешла также в творчество Римского-Корсакова. Поэтому в этом сочинении, так как мы говорим о «Царской Невесте» очень много лейтмотивов, которые постоянно прослеживаются. В том числе лейтмотивы из других опер, написанных про то же время, про ту же эпоху. Тема Ивана Грозного из «Псковитянки» плавно перекочевала в «Царскую Невесту». Наверное, многие из вас знают, что сам Иван Грозный занимался музыкой, был воцерковленным человеком и писал духовную музыку, стихиры. Этот музыкальный материал был стилизован под стихиры эпохи Ивана Грозного.

– Перед тем как сварить кого-нибудь в кипятке – он молился...

– Да, и писал хоровую музыку, и пел в духовном хоре. Возвращаясь к вопросу, в этой опере действительно очень много разных лейтмотивов, и наверное, по степени их преобладания можно судить о той главной, стержневой линии, которая прослеживается в этой опере. Естественно Николай Андреевич об этом думал, поэтому любому слушателю, имеющему определённый уровень познаний в этой области это бросается и в уши, и в глаза. Потому что и режиссёр, естественно, который обязательно должен основываться на музыкальном материале, что Павел Евгеньевич (П.Е. Сорокин, главный режиссёр театра) и сделал. И на основе этого каждый может сам для себя этот стержневой момент выделить.

– Михаил Сергеевич, вернемся к Вашей биографии, и начнем, может быть до училища. Семья – то, что всегда интересует, и может быть не меня одного. Папа, мама, какие книжки дома лежали, о чём говорили, почему хоровое училище?

– Так видимо сложилось. Потому что мама моя никакого отношения к музыке не имела, хотя в молодости, как и многие, занималась самодеятельностью, участвовала в театральных сценических постановках. А отец был артистом хора Академической капеллы Санкт-Петербурга большую часть своей жизни. Соответственно, так сложилось, что моё учебное заведение и работа отца находились через 10 метров друг от друга, поэтому, видимо ему было удобнее меня устроить туда. С трёхлетнего возраста я ходил на концерты, поначалу спал на них, конечно, но постепенно стал втягиваться. Так уж сложилось, что это стало моей судьбой на всю оставшуюся жизнь. Потом пошло по накатанной: 11 лет в училище, Санкт-Петербургская консерватория факультет хорового дирижирования, факультет симфонического дирижирования…

– Они шли один вслед за другим или совмещались?

– Нет, нет. Там был период запрета на совмещение и не принимали на факультет оперно-симфонического дирижирования людей без высшего музыкального образования. Соответственно, нужно было получить его как дирижёр хора, а потом уже поступать, что и было сделано.

– В этом что-то есть, кстати. Чтобы дирижёр не из «детского сада» приходил, а был дипломированным музыкантом, владел какой-то профессией. Вот у хоровиков этот путь очень часто прослеживается. Есть скрипачи, есть пианисты, но человек, который управляет музыкальным коллективом – он как-то уже в нескольких шагах от управления оркестром и хором.

Дальше – попадание к Елизавете Петровне Кудрявцевой. Она уже тогда была в том возрасте и статусе, когда сама отбирала себе учеников?

– Да, я попал к Елизавете Петровне, когда ей было уже далеко за 70, она прошла долгий творческий путь, а закончила свой земной путь, когда ей было 90 лет. То есть она ещё после меня, когда мало кто надеялся, что она закончит этот выпуск, сделала несколько выпусков. Человек был, что называется, «старой школы». Там есть след и Ильи Александровича Мусина – тоже великий оперно-симфонический дирижёр и педагог, который учил Гергиева и Темирканова. В одно время они учились и было интересно наблюдать, как они здороваются в коридорах консерватории.

Кстати о встрече и том, что «случайности не случайны». Елизавета Петровна была ученицей Михаила Георгиевича Климова – большой деятель в хоровом искусстве, владел в 30-е годы академической капеллой – а он в свою очередь был одним из любимых учеников Николая Андреевича Римского-Корсакова. Получается я – правнук Николая Андреевича по педагогической линии.

– А он учился композиции?

– Да, он учился композиции и гармонии. Потом, после того, как Николая Андреевича «ушли» скажем так, из консерватории, кафедра, по его завещанию была передана ему (Климову), и возвращена, когда Римского-Корсакова «вернули».

– Хотел расспросить у Вас ещё о Равиле Мартынове, как о педагоге. Хотелось бы узнать чему он Вас учил? Мы все у кого-то учимся. Многие люди учатся у одного и того же педагога, но он каждого учит чему-то другому в соответствии с потребностью, необходимостью, склонностями.

– Если в двух словах сказать про Равиля Энверовича, то самая большая глупость, которую может совершить студент – это копировать своего педагога. Естественно, он никого не учил дирижировать под себя, его невозможно копировать, это было бы бесполезно. Поэтому он находил индивидуальный подход к каждому человеку и старался раскрыть то внутреннее, что в нём находится и направить это. Он никогда не занимался техникой дирижирования. Он считал, что это не самое главное в работе дирижёра. Самое главное в работе дирижёра – не «как» ты хочешь показать, а «что» ты хочешь показать. Если у тебя в голове и в душе будет «что-то», то у тебя получится «как».

Дирижёр Михаил Пабузин: «Я – правнук Римского-Корсакова… по педагогической линии»